[elmaza]

Захотелось написать х))))

Название: ---
Автор: Маза Фака;
Фендом: Axis Powers Hetalia;
Персонажи, пейринг: Древний Рим/Древняя Греция;
Рейтинг: NC-17 (пусть будет, чо ^ ^)
Жанр: драма;
Дисклаймер: персонажи принадлежат истории; ошибки и смысловые искажения - автору.
От автора, Варнинг(!): Здесь оос персонажей и, кажется, один оригинальный перс. Написано не по фэндому, а, скорей по истории. Если кто-то хочет увидеть здесь "дедушку Рима", то не читайте, его тут нет и в помине х) Немного жестокостей, самую малость, и немного насилия ) Посвящается Элладе, хотя ей это читать категорически нельзя. По крайней мере до тех пор, пока ей не исполнится 17 xD И вообще, людям у кого нежная психика лучше не читать :3

С каждой минутой гул нарастал все больше и больше, накатывая огромной волной, которая в скором времени неминуемо накроет всех с головой, погружая в глубины холодной всепоглощающей тьмы, из которой уже будет не выбраться. О, если бы это сулило вечный покой и умиротворяющую тишину. Если бы это смыло все беды и несчастья вместе с жизнью, оставив лишь белый, незапачканный кровью лист, приглашающий написать новую историю, начать с нуля, забыв обо всех несчастьях. Но реалии мира куда более жестоки и Эллада ощущала и понимала это как никто другой.
Сколько ей довелось перенести унижения за свою жизнь? Сколько поражений, шрамами запечатлевшиеся навсегда в ее сердце? Она помнит каждое из них. Эта гордая женщина, стоявшая сейчас на просторном балконе и всматривающаяся вдаль, за стены Коринфа, к которым с холмов лился свет вражеских факелов, хмурилась, затаив дыхание. Ее тонкие пальцы впивались в мрамор ограждения с такой силой, что кончики начинали белеть. Одетая в пеплос из легкой ткани кремового цвета, под бледным светом луны, она все равно ощущала лишь жар. Казалось, огни врага раскаляли воздух сильнее самого солнца, как будто врата самого аида разверзлись перед ней. От волнения во рту все пересохло, по виску стекала капля пота, неприятно лизавшая кожу. Но все внимание Греции было приковано к тому, что происходило за стенами ее сердца – ее города. Она вся превратилась в слух, и гримасой скорби отражался каждый, услышанный ею крик умирающего. Она превратилась в зрение, и глаза каждый раз непроизвольно закрывались, когда она видела, как очередная стрела пронзает сердце грека. Гордая осанка, прямая спина, расправленные плечи, непокорный взгляд и биение сердце, трепетное и еле заметное от всей той боли, что испытывает. Ей хотелось сбежать, когда враги по стенам уже начали пробираться в город. Хотелось закрыться в комнате, чтобы никого не пускать, спрятаться, когда ворота были сломаны, а защита прорвана. Но такой поступок был невозможен и, сознавая это, она не шевельнулась даже когда варвары шастали по улицам, затевая резню, убивая и стариков и детей. О, если бы она могла уничтожать взглядом! Но у нее было лишь бессилие. Все, что она могла – это в мыслях убивать каждого, кто попадался ее пылающему ненавистью и презрением взгляду. А потом… среди всего хаоса и пляски смерти, она увидела его. На коне, раззадоренный битвой, уже по-хозяйски взирающего на все вокруг, с кровожадной улыбкой и пульсирующим в венах адреналином. В какой-то момент он пришпорил коня и бросил взгляд вверх, на балкон. И только тогда на мгновение она потеряла самообладание, почувствовав, как ее бьет мелкая дрожь. Слишком резко она ощутила разницу между ними. Она – прекрасная, образованная, умная, гордая, а он – варвар, стоящий на несколько ступеней ниже ее в развитии без каких либо ценностей и высших целей в жизни, привыкший добиваться всего силой и не думать головой. И она вынуждена ему покориться.

На следующий вечер все уже было готово к празднованию победы. В большой роскошной зале благодаря множеству факелов и свечей, было светло, как днем. Несмотря на бедность греции, изысканность убранства бросалась в глаза. Не секрет, что именно здесь живут люди с наиболее утонченным вкусом и умелыми руками, из-под которых выходят вещи редкой красоты. Угощения, собранные и отнятые у всего города, с избытком покрывали столы, крепкие напитки лились рекой. Скупиться победители не собирались, тем более, что это все за чужой счет.
Во всех жестах Рима, во всем его виде, – взгляде темно-карих глаз, ухмылке, - читалось упрямое «моё». Он сидел полулежа на шелковых подушках, пил из золотых бокалов вино, ел виноград и с жадностью смотрел на танцующих перед ним девушек, которые отныне были не более, чем рабынями. Воины, опьяненные не только виноградным напитком, но и победой, вели себя как животные. И не смотря на всю смелость, отважность и собранность, Эллада, обязанная присутствовать на «празднике», не могла сохранить гордый отрешенный вид. Боясь, что глаза выдадут ее чувства, которых она не желала показывать зверям, она покрыла голову голубым диплоидием. Пиршество после кровавой резни высушивало сердце медленной тупой болью. Все, что она могла сейчас сделать – сохранять самообладание.
Оставалось недолго, всего каких-то пара часов до рассвета. Пара часов, длящихся два года. Пережить, переждать, отгородившись от окружающего мира, уйдя внутрь, спрятавшись за такой непрочный, но ставший для нее защитной стеной, кусок ткани. И этому хрупкому заграждению суждено было рассыпаться под невежественной рукой варвара – Рим, не особенно церемонясь, откинул ткань, скрывающую лицо Греции. Взяв женщину за подбородок, он приподнял его, криво усмехнувшись.
- Ну что? Защитил тебя твой македонец? – и тут же она почувствовала, как его губы с привкусом красного вина и ягод касаются ее, как его язык властно, по-хозяйски проникает в ее рот. И это все на людях, прямо посреди всей вакханалии. Такое унижение… Эллада сжала руки в кулаки и изо всех сил оттолкнула варвара. Ударивший последнему в голову алкоголь позволил сделать это без особых усилий, и римлянин с грохотом упал назад, на серебряные подносы, что жалобным и громким звоном нарушили всеобщее веселье. В зале тут же воцарилась тишина, и все уставились на виновницу. В глазах зверей – лишь презрение, в глазах гречанок – сочувствие и беспомощность. Греция резко поднялась и без лишних слов, выдержав двухсекундную паузу, развернулась, гордой поступью удаляясь в свои покои. Мужчина поднялся, рассерженно ударив ногой по подносу, окончательно раскидывая содержимое по полу, и развел руки в стороны, обводя взглядом присутствующих.
- Слишком прыткий трофей достался. Посмотрим, как она будет себя вести, когда мы продадим ее в рабство. – с усмешкой проговорил Рим и зал взорвался громогласным одобряющим хохотом. И снова вино полилось рекой – за Великий Рим, за воинов, за победу, за трофеи. Но вкус уже был не тот, что прежде. Горькой была не только пища, но и все вокруг. Не до веселья, когда гордость была так оскорблена кем-то, кто должен вымаливать пощаду, а не дерзить своему новому хозяину.

Уже целый час, с дрожащими от страха руками, Эллада тщетно пыталась найти утешения в молитвах богам. Как бы она ни просила об избавлении и спасении, ответом была лишь тишина. Ровно до тех пор, пока ее не нарушил шум распахивающихся дверей. Тут же поднявшись с коленей, только и успев, что стереть рукавом постыдные дорожки слез, некогда лившихся из прекрасных зеленых глаз, она ощутила грубую хватку на своем запястье. Резким рывком ее развернуло назад, и она увидела перед собой Рим. Растерянность и испуг тут же сменились ненавистью и презрением.
- Никто не смеет дерзить мне, и уж тем более какая-то… - гневную речь мужчины прервала пощечина. Эллада почувствовала, как боль обжигает и ее ладонь, но это была сладкая боль, которую она согласна терпеть.
- Как ты обращаешься со мной, варвар? Убери от меня свои грязные руки! – как бы она ни старалась, вырваться из цепких рук не удавалось, более того, подтверждение безнравственности захватчиков было тут же закреплено, когда она ощутила ответную пощечину, но куда более тяжелую. Перед глазами все поплыло, казалось, будто весь мир уходит из-под ног, голова загудела, отозвавшись болью, а во рту почувствовался медный привкус крови. Все было как в тумане и происходило как будто не с ней, когда Рим, подхватив за талию, бросил ее на кровать, усыпанную подушками. Когда пелена, окутывавшая взгляд, рассеялась, Эллада увидела, как варвар стаскивает с себя тунику и склоняется над ней, позволяя себе наглость вновь касаться ее тела.
- Нет, не смей! – с удвоенной силой она пыталась отбиться от ненавистного существа, осыпая его ударами, стараясь выцарапать глаза. Сердце бешено билось в предчувствии ужасного, а гудение в голове нарастало с каждой секундой.
- Замолчи. Я твой новый царь!
- Ты не более, чем пьяный развратник!
- Закрой свой грязный рот. Ты все равно покоришься мне! – и крупная мужская ладонь легла на хрупкую шею, с силой сжимая ее.
- Никогда… - прошипела Эллада, беспомощно цепляясь за его запястье. Казалось, что еще немного и все закончится. Она спокойно уснет, а проснется в темной лодке, плывущей по тихой реке. Жалела она лишь об одном, что последнее, что она увидела бы перед смертью – его лицо и темно-карие глаза, в глубине которых скрывалось что-то необъяснимое. Но хватка ослабла, позволяя воздуху вновь заполнить легкие женщины. И вновь ощущение его губ на ее. Голова кружилась, сопротивление стало слабее. Придавленная к кровати мощным и крепким телом римлянина, Антик как никогда ощущала свою слабость. Казалось, ее удары были не сильнее укуса комара, в то время, как Рим, заполнявший собой весь мир, выглядел непобедимым. Срывая с женщины хитон, он одним махом завел ее руки вверх, над головой, и обхватил оба запястья одной ладонью. Царапины от ногтей ее были еле ощутимыми в сравнении с порезами от мечей и ранами от стрел, которые ему довелось пережить за многие годы своей жизни, но эта мелкая назойливость раздражала. Тело гречанки, в полной мере представшее теперь его взору, было поистине прекрасно. Эллада вздрогнула, когда Рим провел свободной шершавой рукой по вельветовой смуглой коже от пышной груди, вдоль живота и вниз, к бедрам. Раздвинув ее ноги, так же легко, как будто это была кукла, он закинул их себе на пояс.
- Ты моя. – тихим хриплым голосом прошептал он у самого уха, прежде чем грубо войти в нее. Эллада бы отдала все на свете, лишь бы не слышать этот голос. Она могла зажмуриться, но заставить себя расслышать было невозможно. Ответом был лишь тихий всхлип от резкого движения внутрь. Греция сама не заметила, когда освободилась от хватки мужчины и вцепилась в простыни, в то время, как его руки ласкали нежное тело. Чувство стыда и унижения смешивались с болью и непрошенным чувством наслаждения. Жгучие поцелуи превращались в болезненные укусы, его руки сжимали ее тело так сильно, что на бедрах и талии от пальцев оставались синяки, щетина неприятно царапала кожу, но Эллада молча терпела, запрокинув голову назад. Почему-то казалось, что если она сейчас закричит, попросит пощады, чтобы он остановился, сжалился над ней, или хотя бы был не так груб, то это было бы равносильно проигрышу. Она прикусывала до крови губы, лишь бы с них не сорвался крик. А Рим как будто этого и добивался, ему хотелось сломить ее, услышать, как она молит о пощаде. Подмять под себя не только тело, но и душу. Размолоть эту непробиваемую гордость на мелкие куски, растереть в пыль. Но через несколько минут такой борьбы, Эллада тихо застонала, прогибаясь в талии, римлянин же, достигши высшей точки наслаждения, рухнул на нее сверху. Первое время оба тяжело дышали, глотая раскаленный от горячих тел воздух. Эллада первая с отвращением уперлась рукой в плечо мужчины, подгоняемая желанием оттолкнуть его или хотя бы просто выбраться из-под его тела. Стиснув зубы и прищурившись, она тщетно пыталась найти в себе достаточно сил. Рим приподнялся и вновь запечатлел на ее губах поцелуй, как будто закреплял за собой право называть ее своей. Антик оставалась неподвижной, когда он поднялся, оделся и, наконец, ушел из ее комнаты. И лишь после стука захлопывающихся за ним дверей, из глаз полились слезы, и казалось, им не будет конца. Она ненавидела его за то, что он такой какой он есть. И ненавидела себя за то, что позволила себе испытывать к этому варвару чувства. Лучше бы он ее задушил.